Нежеланию курсантов участвовать в нудных тренировках противодействовал воз нарядов и работ, который тащили их нестандартные по росту и весу товарищи. Тренировки начинались с отработки шага «по разделениям». Командиры отделений, как правило, из сержантов и солдат, прошедших азы строевой муштры в войсках, разделяли шаг и требовали замереть в какой-либо неестественной позе на время, определяемое по принципу: чем больше, тем лучше. Проходя вдоль строя, делали замечания вроде: подбери живот, тяни носок, держи угол, смотри прямо и т.д. Через недели две начиналась подготовка отделений «хором». Те же упражнения выполнялись под счёт самих курсантов. Каждое отделение орало свой счёт, отрабатывая командные голоса. Галдёж стоял такой, что местные вороны, не выдерживая конкуренции нескольких сотен молодых глоток, улетали. Постепенно движения становились похожими на движения робота. Счёт становился короче, для его замены из училищного оркестра привлекались барабанщики: худой высокий сержант с малым, казавшимся игрушечным барабанчиком, и низенький солдатик еле видимый из-за огромного барабана. Издали они напоминали тощий вопросительный знак и жирную точку. Плац приходил в ритмичное движение. Офицеры наблюдали со стороны и не вмешивались в учебный процесс, развлекаясь мегафоном. Излюбленной шуткой была проверка исправности мегафона или подача команды кому-нибудь в ухо. И только когда на трибуне появлялся комбат Богомазов, они подходили и имитировали участие в обучении. Комбат наблюдал с трибуны и выдавал такие перлы, что многие, пропустившие строевой спектакль, потом жалели о прогулах. – По замкнутому кругу, тьфу, квадрату, шагом – марш! – гнусавя командовал он, и батальон под ритмичный грохот барабанов и ржание начинал движение. – Ротный, почему смех? – недоумевал комбат. – Товарищ полковник, они ходят по прямоугольнику. – Умничают, завтра вместо тренировки по ЗОМП – на строевую! – Товарищ курсант, почему смеётесь? – никто не реагировал. – Я Вам говорю, товарищ Мешков! – ляпал комбат первую застрявшую в уме легкопроизносимую фамилию нарушителя дисциплины и взглядом буравил ближайшего к трибуне курсанта. – Никак нет, товарищ полковник, я – Меремьянин! – Мне лучше знать, кто Вы! Все равно смеётесь! Справедливости ради отмечу, что по лицу Меремьянина нельзя было понять, не только когда он смеётся, но даже когда он выпивший. Его мог забрать патруль за пьяный вид сразу после выхода за КПП и, принюхавшись, с удивлением отпустить. Время шло, курсанты, окрепнув после зимней спячки, втягивались в тренировки, но и нагрузки нарастали. За дело брались взводные и ротные, происходило сколачивание подразделений в составе взводов и рот. В общем строю ходить было легче, где-нибудь вдали от трибуны можно было слегка похалтурить, выложившись затем перед трибуной. Ещё немного спустя, наступал ответственный момент – формирование коробки. Весь батальон выстраивался в колонну, курсанты пытались стать по интересам, а офицеры, отбежав от строя в сторону, вылавливали нарушителей ранжира. Назначались старшие шеренг из сержантов и ответственные за шеренги из офицеров, переписывали фамилии, снова меняли места и снова переписывали – обычная строевая суета. В конце тренировки комбат проводил отбор шеренг и, справедливо полагая, что строевая наука лучше доходит через ноги, оставлял худшие на дополнительную тренировку. Это обязывало, и все старались проскочить зачетное прохождение сходу. Незадолго до парада приступали к тренировке всей коробки под оркестр. Командовал командир 9 роты, лучший строевик и знаменосец училища майор Волощенко, курсанты и офицеры между собой называли его «Спартаком». Он и вправду был чем-то похож на артиста-гладиатора: подтянутый, немногословный, острый взгляд стального цвета глаз, слегка горбоносый профиль… и курсанты побаивались его больше комбата. Хриплым, немного гортанным голосом он отдавал команды, и коробка становилась единым организмом, живым существом, где «я» каждого превращалось в частичку чего-то коллективного, подвластного воле одного. Я иногда ловил себя на мыслях о чем-то отвлеченном, далеком от строевого плаца. Выполнение всех команд происходило автоматически, без осознания порядка действий по ним. Движение коробки было похоже на движение стаи птиц, в мгновение ока меняющей в едином порыве направление полета. Такое состояние видимо соответствовало готовности к параду. Но до него были ещё пуды курсантской соли.
Слева направо: В.К. Вольвак, И.П. Анищенко, С.С. Уманский, Н.К. Богомазов Фото из архива В.И. Останкова
Прохождение перед трибуной следовали одно за другим. Стало появляться училищное начальство. В эти дни офицеры батальона были наиболее придирчивы.
