Несколько раз взвод попадал на службу к «Полтора Ивану» на гарнизонную гауптвахту. Капитан 1 ранга Иван Иванович отличался ростом, к нарушителям воинской дисциплины был жесток, безжалостно карая сутками ареста за малейшую провинность. Основной задачей службы было не остаться там после ее завершения.
О его самодурстве ходили легенды. В летнее время «Полтора Ивана» проводил рейды на пляжи и собирал самовольщиков, безошибочно определяя их принадлежность к служивым по мозолям на пятках от сапог. Попав на гауптвахту с парой суток ареста, можно было элементарно задержаться на недельку. Как-то раз меня, зазевавшегося часового, чуть не смяла толпа арестантов, несущихся на построение плотной толпой. Оказывается, существовала такая практика: выводные открывали двери камер, и старший объявлял:
– Первый и последний – сутки ареста!
Первому – за рвение, последнему – за опоздание. Толпа неслась по коридору комом, сметая на своем пути всех.
В увольнении встретиться с машиной коменданта и не попасть на гауптвахту все равно, что выиграть «Волгу» по трамвайному билету.
В 10 роте известен редчайший случай, когда курсант, доставленный патрулем на гауптвахту, вернулся без ареста. Этим героем был курсант 2 взвода Гена Микляев, мешковатый флегматичный парень под 100 кг рыхлого веса, философского склада ума, окончивший пару курсов института, и каким-то ветром случайно занесенный в Училище. К концу учебы он имел отличные оценки по общим дисциплинам, чуть ниже по военным к ним близким, но так и не освоил строевой шаг, подъем переворотом мог сделать только один раз с помощью 2-3 здоровенных военных. Все удивились, что непьющего Гену, раз в полгода бывающего в городе, забрал гарнизонный патруль. Но еще более удивились, когда он своевременно и самостоятельно прибыл из увольнения без замечаний. Невозмутимый Гена на все вопросы отвечал, попыхивая папироской, зажатой в пожелтевших пальцах, многозначительным молчанием или глубокомысленным мычанием на манер Кисы Воробьянинова «М-мда-а, уж!».
Запомнилась охота Вовки Пикунована обнаглевших до предела крыс, считавших гарнизонную «губу» своей вотчиной. Возненавидел он их люто. Открыв комнату для приема пищи и увидев толпу наглых тварей, восседающих на столах, стульях и трубах, «Пик» швырял все, что попадало под руку, но эффекта никакого – юркие грызуны успевали скрыться. После нескольких попыток разогнать ораву он придумал казнь. Забил дырки палками и тряпками, а возле оставшихся свободными, вставал с чайником крутого кипятка и замирал в охотничьей позе. Пособники со швабрами наготове выключали свет. Дождавшись выхода из нор на пир серых бандюков, пособники включали свет и швабрами лупили врага. Метнувшихся к спасительным норам встречала струя кипятка мстителя, перекрывшего пути отхода. Писк и гам стоял на всю комнату. Охота была похожа на борьбу Дон Кихота с ветряными мельницами по внешней похожести и результативности. Глаза «Пика» горели, прыгая перед норами, он пытался сапожищем пнуть отступающего врага. Загонщики шуровали швабрами. Но серые разбойники были ловкими, и успешно увертывались. Через пару минут бой заканчивался из-за расходования боекомплекта, противная сторона успевала скрыться без потерь или с незначительными потерями по отношению к количеству. Погибали слабые и неопытные. Перестроив боевые порядки, крысы появлялись снова, правда с большим интервалом и в меньшем количестве. Умные твари понимали, что нужно переждать время крысобоя. Традиционное место кормежки манило, опасность приучала к осторожности. Эволюция – выживает хитрейший. Когда-то они нас победят.