Любимым местом для игр был холм с можжевеловой рощей. Из сухого можжевельника устраивали костер, на котором, прочитав где-то, пытались жарить каштаны. Каштаны с треском лопались, но были горькими, мы удивлялись, как их едят дураки-иноземцы. Потом выяснили, что они не дураки – ели съедобные каштаны. Душистый дым, применяемый для копчения мяса и рыбы, так въедался в одежду и тело, что дома ещё неделю после похода плотоядно оглядывались при моем появлении. Родители меня поругивали за прогуливание обеда, который не всегда вписывался в уличные планы,  и приносимые  ароматы. Приходилось отшучиваться, что копченое хранится дольше.

Местом сбора нашей компании был ветхий без крыши сарай. Залезая по скобам и гвоздям, вставленным в щели, на стену, я сорвался, и приземлился плашмя на спину. Дух с меня вышибло напрочь, некоторое время, показавшееся вечностью, оглушенный, я не мог не вдохнуть, не выдохнуть. Друзья растерялись, глядя на меня, рыбой разевающего рот. Постепенно дыхание и речь вернулись.

Недели две я не мог даже смеяться, внутри болело даже от малейшего, неосторожного вдоха. Друзья веселились тем, что пытались меня рассмешить, глядя на мои ужимки и гримасы, когда я из-за боли пытался сдержать смех.