Начались хрущевские реформы,
названные позже волюнтаризмом. По деревне поползли слухи, что скоро обрежут
огороды, запретят держать скотину, введут налог на деревья. Деревня
нахмурилась. Красивые сады, живность в изобилии, огороды требовали больших
крестьянских сил, но они давали определенную независимость от колхозов и
совхозов. По плану крестьяне должны были устремиться на центральные усадьбы в
многоэтажные дома и все получать из совхозного общака, но что-то не было учтено
в психологии крестьянина-собственника.
В один день сельчане перебили
«лишний» скот, для ускорения процесса выравнивания поголовья до разрешенной
нормы в деревне зазвучали выстрелы, хотя ружей, по рассказам взрослых, ни у
кого не было. К приезду комиссии все следы были уничтожены, у кого-то
запоздавшего с принятием решения во дворе стояла свежая копна соломы, под
которой находились туши свиней.
Старые и редко плодоносящие
деревья были спилены под корень, кому охота платить лишние деньги.
Обрезали огороды, клочки
освободившейся там и сям землицы никто не обрабатывал, заросли бурьяном и в
лучшем случае использовались для выращивания травы.
Исчез из свободной продажи
хлеб, его давали по спискам в магазине дальней деревни. Надо было прийти,
занять очередь и дождаться подвоза. Иногда на это уходило несколько часов.
Магазин брали штурмом. Продавщица в растрёпанных тетрадях долго искала фамилию,
ждала подтверждения от очереди в правильности покупателя-малолетка, так как
приходили за покупкой школьники из разных деревень. Уточнив количество едоков,
отпускала продукты по норме. В запас ничего купить было нельзя, на следующий
день всё повторялось. Постепенно хлеба стало не хватать, норма выдачи
уменьшилась, в хлеб стали подмешивать какие-то добавки, от чего он стал
невкусным. В обиход вошла кукурузная мука, бабушка особых навыков в
приготовлении блюд из неё не имела. Мамалыгу или то, что получалось, можно было
есть только в горячем виде, а потомблюдо безнадежно застывало. Постоянно хотелось есть.