В Дворце была своя достопримечательность огромная, расплывшаяся во всю улицу под ветвистым тополем, глубокая лужа, соперничающая со знаменитой миргородской, редко высыхающая летом и превращающаяся в каток зимой. По причине её труднопроходимости ПАЗик стали пускать в объезд за огородами. Местный куркуль из крайнего дома возле шоссе, защищая огород от облака пыли, перекопал дорогу.

В этот злосчастный день я с Вовкой и Колькой, к сожалению, успели на автобус. Мы сидели на заднем сидении и сосали леденцы, купленные по дороге в продмаге. Ничего не подозревающий водитель повернул за угол забора и автобус на скорости влетел передними колесами в канаву, которой утром ещё не было. От внезапного удара пассажиры, чертыхаясь, полетели на пол. Чопорная бабка, примостившаяся на боковом сидении, подхватила узелок с яйцами и запричитала. Вовка, сидящий напротив прохода, стремительно улетел к кабине водителя, тараня всех на своем пути. Легкого «Самсончика» забросило на спинку сидения. У меня за спиной была офицерская сумка, предмет моей гордости и зависти многих школьников, тяжело набитая школьным барахлом, которая мешала откинуться назад. От удара меня швырнуло вперед, леденец способствовал тому, что я закусил нижнюю губу.

Автобус, не снижая скорости, преодолел канаву, взбрыкнув задними колесами. Устоявшие от первого удара пассажиры посыпались на пол. Бабка носом долбанула узелок с яйцами, который сразу обмяк и стал принимать форму лепёшки. Колька, очутившийся от первого удара животом на перилах сидения, оказался в нокауте от удара под дых и свалился в судорогах между сидениями. Вовка дотаранил проход.  Я получил страшнейший удар перилами в подбородок, искры, скорее звёзды и молнии посыпались из глаз, грозя поджечь вусё вокруг. Во рту стало сладко-солоно, потекла кровь. Кричали пассажиры, ругался водитель.

Автобус остановился. Бабка вытряхнула ставший бесформенным узелок, раздались смешки. Колька как рыба хватал ртом воздух. Увидев меня, окровавленного и бессловесного, люди стали торопить водителя. Конфету я выплюнул, сжал губы и глотал кровь, но она почему-то текла по подбородку и шее. Боль от удара прошла, появилась другая боль, во рту ощущалось что-то постороннее, подумалось, что откусил язык.

На остановке оказалась медсестра Дворецкой больницы тётка Вера, жена «Лютни». Увидев меня, она отдала кому-то тазик с постирушкой, осмотрела травму, усадила на подводу и отвезла в больницу. Пока она собиралась, я что-то выплюнул. В больнице под заморозкой обработали рану. Выяснилось, что я выкусил внутреннюю часть нижней губы, прокусив её насквозь. Вот почему текла кровь! Наложили шов и отправили домой.

Заморозка стала отходить, губа распухла и болела. Возле дома встречали всполошенные бабки и сёстры. Им сказали, что мне оторвало губы дверью автобуса. И смех, и грех: нош, шепелявлю, нош чел, какие губы! Глянул в зеркало, лучше б не смотрел: красавец! Вместо тонкой нижней губы висела толстая сарделька, перетянутая шовной ниткой.

Несколько дней отлеживался дома. Кормили меня тушеными грибами, их не надо было жевать, и они хорошо глотались. Постепенно боль прошла, губа стала чесаться, надоедали шовные нитки, которые я стал мусолить зубами и как-то раз, играя в подлеске возле кладбища в войну, увлёкшись, перегрыз. Со временем рана зажила, но остался шрам под губой, и губа стала немного «припухшей», которой я ещё долго стеснялся и при фотографировании поджимал. Баба Маня смеялась, что в её молодости автобусов не было, и девки, чтобы увеличить губы, сделав их привлекательными, накатывали их на скалки.